«Выход из игры — ногами вперед»

Елена Лисовская, акушер-гинеколог:
Ипотеку я взяла в 2008 году — на 30 лет под однокомнатную квартиру в Балашихе. Мне было 28, до этого я училась в Москве и постоянно жила на съемных квартирах. И вот тогда решила, что у меня должна быть своя квартира. Банки на тот момент мягко подталкивали людей к валютным ипотекам — например, в рублях предлагали меньшие суммы, чем в валюте. В моем случае сумма была 102 тысячи долларов — я думала, что при нашей стабильности риск, который я на себя беру, составляет максимум 50%. Каждая выплата была в районе 900 долларов, что по тогдашнему курсу 24 рубля за доллар составляло 21 тысячу рублей. Но по такому курсу мне удалось заплатить только один раз: 8 августа началась война в Осетии, и доллар после этого ни разу не опустился до прежней отметки.

Я активно общаюсь со своим банком, и он пошел на уступки — предоставил мне льготный период на 8 месяцев. Как раз сейчас этот срок истекает. Я подала заявление, чтобы его продлить, но понятно, что это просто отсрочка, а в глобальном плане банки и сами не понимают, как им решать вопрос с валютными заемщиками.

Зарплата акушера-гинеколога — 45 тысяч рублей, и с этой суммы надо делать выплаты, а еще как-то платить за коммунальные услуги, покупать еду… И ведь это все — ради обычной хрущевки без ремонта. Я знаю и других людей, которые оказались в числе валютных заемщиков, — это не какие-нибудь халявщики, они всегда регулярно платили, пока было возможно, это люди с высшим образованием, с работой, которые всегда знали, что надеяться могут только на себя. Теперь нас обвиняют, что мы якобы делали какие-то приобретения, которые нам не по карману. Но мне не кажется, что обычная жизнь в маленькой квартире — это какое-то достояние. Никто из нас не покупал себе особняков или яхт. Теперь нам говорят, мол, надо было думать, в какой валюте вы берете ипотеку. Но ведь изначально государство разрешило банкам работать с иностранной валютой, а теперь оно от нас просто отворачивается, нас выставляют в невыгодном свете, как будто мы все какие-то бунтовщики и мародеры. А каждый из нас работает, многие на нескольких работах, и содержит семью.

Светлана Молокова, бухгалтер:
Мы с мужем взяли ипотеку в 2007 году и были ужасно рады, что удалось это сделать, что наконец-то у нас будет своя квартира. Мы оба тогда очень много работали, и нами занималась компания: искала банк и саму квартиру. Сотрудники компании отправляли запросы по нашим документам в разные банки, и только один согласился предоставить нам заем — в валюте. Менеджеры банка тогда сказали, чтобы мы в анкете сразу выбирали доллары, и тогда наш запрос, скорее всего, одобрят, а в рублях можно даже не пытаться. При этом доллары были только на бумаге, а все выплаты и первоначальный взнос мы делали в рублях по курсу — он тогда был 26 рублей. Квартиру мы купили за 100 тысяч долларов — в старом доме, 43 квадратных метра.

Конечно, мы знали, что берем на себя определенный риск. Мы понимали, что доллар может подскочить, например, до 40 рублей, но не до 85 же — это просто сумасшествие! Сейчас наша квартира стоит около 4 миллионов рублей по рыночной стоимости, а наш долг в рублях достиг 6,5 миллиона. Банк предлагает простить нам два с половиной миллиона, если мы откажемся от квартиры, но ведь мы выплатили за нее уже почти три миллиона — то есть три четверти ее сегодняшней рыночной стоимости.

У нас двое маленьких детей, старший осенью должен пойти в первый класс. Вчера я ходила на родительское собрание, и там сказали, что теперь надо будет каждый год подтверждать регистрацию в своей квартире, иначе ребенка отчислят из школы. Если банк отберет у нас эту квартиру, то ни в одном другом месте получить регистрацию мы не сможем: другого жилья у нас нет. И ведь ребенок видит это все — он приходит ко мне в слезах, спрашивает, неужели нам придется уехать из нашей квартиры. Мы решили стоять до конца — пусть отключают свет, пусть приходят коллекторы и кто угодно еще. Недавно мы ездили в органы опеки, спрашивали, как нам быть, если нас с детьми оставят без квартиры. Нам сказали, что если будет суд, то мы можем привлечь органы опеки, но вряд ли они смогут воздействовать на решение суда. И ведь мы уже два месяца не платим по ипотеке: у нас с мужем доход на двоих 62 тысячи рублей, а банку мы должны платить больше 64 тысяч.

Сергей Погосов, закупщик в IT-сфере:
Летом 2007 года я приобрел в кредит комнату размером в 14 квадратных метров в коммунальной квартире. Ипотеку брал в долларах, потому что тогда к доллару была привязана моя зарплата. Может, поэтому я и кризис 2008 года пережил спокойно. Но в конце 2014 года компания, где я работал, свернула свою деятельность, я устроился на работу в другое место, с фиксированной зарплатой в рублях. Я понимал, что есть риск дальнейшей девальвации рубля, и обратился в свой банк «Уралсиб» с просьбой о рефинансировании кредита в рубли. Банк мне отказал: сказал, что у него нет такой программы. Я обратился снова — с просьбой рефинансировать кредит согласно рекомендации ЦБ, но мне опять отказали: сказали, что это только рекомендация. Позже я обращался с просьбой о рефинансировании по программе помощи от АИЖК, но мне опять отказали, потому что банк не участвует в этой программе.

Банк может начать рассматривать вопрос о реструктуризации долга только при имеющейся просрочке, так что в феврале 2015 года я был просто вынужден ее допустить. Но, когда я подал очередное заявление о реструктуризации кредита, банк принимал решение примерно два месяца, за это время курс доллара снова вырос, а банк еще и насчитал штрафов за просрочку, так что капкан окончательно захлопнулся. Сейчас мы живем в той самой комнате с женой и двумя детьми и ждем, когда придет повестка в суд и нас выселят.

Изначально я брал кредит размером в 29 300 долларов — на тот момент 750 тысяч рублей. Ставка была 10,5 процента. За 8 лет я выплатил 18 500 долларов в счет погашения долга и 14 100 долларов в счет процентов; остаток долга вместе с набежавшими пенями составляет 21 780 долларов — 1 750 000 рублей. Многие злорадствуют, говорят, валютная ипотека — это как казино: проиграл, и все. Но в казино, когда больше нет денег на продолжение игры, человек может встать из-за стола и уйти. А здесь тебя будут держать за этим столом до последней капли крови, и выход из игры — разве что ногами вперед.